Записки Шанхайского Врача - Страница 48

В полемике, опубликованной в газете «Норд Чайна Дэйли Ньюс», приняли участие и англичане, и советские граждане, и белые эмигранты. Газетная баталия длилась несколько недель. Писали зло, часто остроумно, иногда просто глупо, но читать было очень интересно. Единственным условием для опубликования письма было приложение к нему визитной карточки с указанием домашнего или рабочего адреса. Допускалось применение псевдонима, но с обязательным приложением визитной карточки.

Бумажная битва закончилась совершенно неожиданным образом. Утром я приехал на работу в автомобиле (после окончания войны фирма купила мне старенький «Моррис», и велосипед я бросил) и прошел в кабинет к секретарше, чтобы просмотреть свежую газету. Среди писем редактору мне попалось совершенно блестящее письмо, написанное то ли советским гражданином, то ли русским, симпатизирующим Советскому Союзу, которое, как выражаются англичане, «редактором пол подтирало». Письмо заканчивалось стандартной формулой вежливости: «Сэр, я остаюсь вашим покорным слугой...», - и внизу стояла подпись. Фамилия мне показалась странной - двойная через тире и какая-то непонятная. Я внимательно ее прочел еще раз и буквально обалдел. Английскими буквами было написано такое русское трехэтажное ругательство, о существовании которого я не подозревал и которое позже в СССР никогда в применении не слышал.

В то время у нас работала русская секретарша - Наталия Александровна Менде (урожденная баронесса фон Дрентельн), высокая красивая, уже не молодая дама. Она окончила Смольный институт и была воплощением этикета и благовоспитанности. Я решил проверить ее реакцию на загадочную фамилию.

«Наталия Александровна, - сказал я, протягивая ей газету, - сегодня есть интересное письмо редактору с очень необыкновенной русской фамилией. Вот посмотрите».

Она взяла газету, надела очки и начала читать. Дойдя до фамилии, она тоже «споткнулась», но мгновенье спустя вскочила, схватившись за голову, и с криком: «Боже! Какой ужас!» - выбежала из кабинета.

Под необыкновенной фамилией, как и полагалось, был напечатан адрес, и я решил посмотреть, где все-таки живет этот остроумный человек. Шофер привез меня к большому пустырю, обнесенному красной кирпичной стеной. Этот участок, на улице Бьющего Ключа, знали все шанхайцы: он принадлежал багдадской миллионерше Лизе Хардун, которая много лет грозилась построить здесь нечто грандиозное. Конечно, участок имел и свои номера, но такого номера, какой был указан в газете, никто никогда не видел. Всю эту ситуацию и использовал автор нашумевшего письма. Он пошел в китайскую типографию и оформил срочный заказ на сто визитных карточек, указав для них свою «историческую» фамилию и адрес пустого места. Через час карточки были готовы. Он приложил визитную карточку к своему письму и отправил его в газету. Третий помощник младшего редактора, которому был поручен отдел писем, не обратил внимания на фамилию. В его функции входило чтение писем с единственной целью - не допустить неуважительных выражений в адрес королевы Великобритании. А так как письмо касалось советской репатриации, то он, не колеблясь, отдал его в набор. К этому времени русских служащих в газете уже не было, так что письмо появилось во всей своей первозданной красе.

В то утро сначала хохотали все русские шанхайцы - и советские, и эмигранты, а чуть позже, после объяснения иностранцам тонкостей русского юмора, потешался уже и весь иностранный Шанхай. Не смеялся только Пейтон-Гриффин, редактор газеты: он был взбешен. Его реакцию усугублял еще и тот факт, что жена у него была русская и бедняга не имел ни малейшего шанса скрыть от нее этот скандал. Удар нанесли ему, несомненно, ниже пояса.

На другой день в отделе писем газеты было напечатано следующее извещение, вполне обычное и принятое, когда полемика длится очень долго: «Ввиду того, что всем сторонам была дана полная возможность высказаться по поводу советской репатриации, дальнейшая полемика по этому вопросу прекращается. Редактор».

Я был немного знаком с Пейтон-Гриффином. Грузный человек высокого роста, он, как-то выходя после обеда из Шанхайского клуба, поскользнулся на ступеньках, упал и сломал себе лодыжку. Я отправил его в «Кантри Госпитал», где ему наложили гипсовую повязку. На следующий день, делая обход, я зашел в его палату. Он сидел со свирепым видом, обложенный свежими газетами. «Вот прочитайте, док, - сказал он, протягивая мне газету, - что пишет обо мне этот «богом-проклятый-сукин-сын».

Это была американская газета, конкурирующая с «Норд Чайна Дэйли Ньюс». Откликаясь сразу на несколько злободневных событий, английские и американские газеты, как правило, имеют несколько передовых статей. Одна передовица, озаглавленная «Несчастный и почти трагический случай», была посвящена Пейтон-Гриффину. Газета писала: «Вчера после полудня наш уважаемый коллега мистер Пейтон-Гриффин, редактор всем известной газеты «Норд Чайна Дэйли Ньюс», выходя из Шанхайского клуба, поскользнулся на ступеньках, упал и сломал себе ногу. Мы лично и весь штат нашей газеты выражаем свои искренние соболезнования потерпевшему. Мы надеемся, что мистер Пейтон-Гриффин долго в больнице не задержится и вернется к своей плодотворной журналистской деятельности. Опрос шанхайских старожилов выявил одну любопытную деталь. Со дня основания Шанхайского клуба никто еще не ломал себе ног при входе в клуб. Все переломы ног случались при выходе из бара Шанхайского клуба». - «Я подам на этого негодяя в суд за клевету», - рычал бедный Пейтон-Гриффин. Но до суда дело не дошло. Надвигались более серьезные события, и Шанхай был ими поглощен.