Это было после войны. В Шанхай прибыла американская организация УННРА, с которой приехал английский хирург, действительный член Королевского колледжа хирургов Англии. Звали его, кажется, Белл. Он был типичным английским военным врачом, носил полувоенную форму УННРА, а темно-рыжие усы щеткой придавали ему особо британский вид. Наш хирург Рансон предложил Бертону принять Белла в нашу «фирму», и вскоре он начал бывать на заседаниях фирмы, хорошо пил виски и много рассказывал о войне. Приняли его тепло. Но настал день, когда Рансон и Бертон захотели посмотреть, как он оперирует. Во время этой операции я давал больному наркоз и видел, как выходил из себя Рансон, наблюдая за ошибками Белла. Наконец, Рансон не выдержал и, не очень вежливо попросив Белла встать на место ассистента, закончил операцию. Больше мы Белла не видели. Он действительно был членом Королевского колледжа хирургов Англии, но оперировать совершенно не умел. Это вообще что-то непонятное. Очевидно, он был хирургом-теоретиком, то есть никому не нужным человеком, а тем более нашей «фирме», где была сплошная практика и никакой теории.
Мне позвонила жена моего русского пациента, которому я прописал капли с медным купоросом для глаз, и сказала: «Доктор, я закапала мужу ваши капли в глаза, и сейчас он катается по кровати и кричит от боли». Я ответил ей: «Промывайте ему глаза холодной кипяченой водой до тех пор, пока он не успокоится».
Через час позвонил муж: «Доктор у меня все хорошо. Но жена решила проверить капли на себе. Теперь она катается по кровати и вопит благим матом. Что делать?». Я повторил свой совет и попросил принести мне рецепт. Когда он принес, оказалось, что дозировка сульфата меди в рецепте в десять раз превышает позволенную. Это была моя грубейшая ошибка, но и аптекарь, между прочим, не имел права изготовлять лекарство по такому рецепту. Он должен был позвонить мне и спросить: «Доктор, вы действительно имели в виду именно такую дозу сульфата меди?». Он этого не сделал. А жена моего пациента была все же настоящей дочерью Евы.
Ей я давал наркоз во время операции по поводу злокачественной опухоли слепой кишки. Лежала она в палате первого класса. На ее ночном столике рядом с золотым браслетом и золотыми часами стоял термос с холодной водкой. Она ненавидела ночную сестру-монашку. Та действительно не была привлекательной личностью - это я хорошо знал, потому что лечил и ее. После того, как миссис X. сняли швы, она напилась, упала с постели и сломала себе вставную челюсть. Через несколько дней она вновь напилась и, выйдя вечером в коридор, встретила своего мнимого врага - ночную сестру. Она решила дать ей по физиономии, но монашка быстро присела, а миссис X., провернувшись на одной ноге, шлепнулась на пол и сломала себе еще и руку. Боевая была женщина.
Генералиссимус Чан Кайши рано понял, что для достижения власти нужны деньги и поэтому удачно породнился с двумя архимиллионерами Китая - Суном и Куном. Сун и Кун распоряжались финансами, а генералиссимус пушками и пушечным мясом. Сун и Кун делали деньги всеми допустимыми в капиталистическом мире способами, то есть, я хочу сказать, буквально всеми. В связи с этим мне вспоминается одна любопытная история.
Однажды меня вызвал английский пациент с загородным адресом, и я выехал к нему. Шофер повез меня по Ханьджау роуд - длинной и практически единственной улице за городом. По обеим сторонам ее стояли «бунгало» и виллы богатых иностранцев и китайцев. Шофер остановился около дома с большим садом, в котором только что начали расцветать розы и желтели дорожки, посыпанные свежим песком. Посередине сада стояло совершенно круглое двухэтажное здание, и нигде не было ни души. Я вышел из машины и направился к дому. Дверь мне открыл китаец-бой, и я оказался в большом двухцветном зале величиной во весь дом и таком же круглом. На уровне второго этажа по всему зданию тянулся балкон с балюстрадой, тоже круглый. Там были видны многочисленные окна и двери. Две лестницы вели из зала на балкон. В центре большого зала стоял большой круглый кожаный диван - такие диваны раньше стояли в аптеках, на них, обычно, сидели клиенты, ожидающие лекарств. В центре дивана - круглый стержень или круглая спинка. Но если в аптеках такие диваны были рассчитаны на десять-двадцать человек, то здесь он мог бы свободно вместить человек семьдесят. Вдоль стены располагался гардероб - довольно внушительный, дальше - длинный бар, за стойкой которого не было бармена, а на полках - бутылок, еще дальше шли какие-то двери.
Бой показал мне на лестницу, и я поднялся за ним. Он повел меня по балкону и постучал в одну из дверей. Я вошел. В комнате стояла кровать, письменный стол, кресла, одна дверь (она была открыта) вела в ванную комнату, другие - очевидно, в боксы. За большим окном был виден балкон. На кровати лежал молодой англичанин, лет двадцати пяти, с небольшими усиками. У него ничего особенного не было. Грипп, возможно. Я удивился, что он живет в таком необычном доме и спросил его: «Это что? Общежитие?» -«Нет, док, - рассмеялся он, - это публичный дом. Но вы не бойтесь, здесь никто, кроме меня, не живет».
Он рассказал мне, что Кун собирался открыть в этом здании фешенебельный публичный дом, очень дорогой - ему нужны были деньги, видимо, чтобы помогать генералиссимусу на войне, - но с приходом Мао все рухнуло. Дом он не то продал, не то сдал в аренду английской компании, а так как в силу изменившихся в Шанхае условий англичане публичный дом тоже открыть не смогли, то в нем жил только один их служащий. В доме было около семидесяти комнат с отдельными ваннами и балконами, расположенными по кругу.