Я мало интересовался китайскими религиями, как, по-моему, и сами китайцы, но их храмы великолепны. Хотя красота храма, мне думается, вопрос архитектуры, специфичной для каждого народа, а не вопрос религии. Я знал, что конфуцианство не религия, а свод этических правил. Таоизм - это путь к чему-то. Скептики говорят, что это путь, который никуда не ведет, он оброс суевериями, всякими чертями и богами. Буддизм был довольно распространен, но он не типичен для Китая. Китайские студенты, с которыми я учился, о религии никогда не говорили, но они были суеверны и особенно верили в каких-то потусторонних лисиц. У японцев эти лисицы тоже есть в фольклоре.
Безразличие китайцев к религии делало их очень терпимыми по отношению ко всякого рода религиозным учениям и течениям. Вообще интересно: безразличие считается отрицательным качеством, а терпимость, наоборот -добродетелью, но очень часто это просто одно и то же. Человек проявляет к чему-то терпимость потому, что ему все равно. Наверное, поэтому в Китае можно было столкнуться с таким изобилием религий. Магометанство, правда, было распространено в большей мере среди дунган на западе Китая, но зато многие китайцы становились католиками и протестантами разного толка (методистами, баптистами). Иностранные католики называли их «рисовыми»: какая церковь давала больше риса, в ту религию они и переходили. Иными словами, серьезно христианством они не интересовались, хотя были среди них и искренне верующие, как и во всяких религиях. В Пекине была колония православных китайцев, потомков ал-базинских казаков, приехавших с нашим посольством в прошлом веке. Казаки остались в Пекине, женились на китаянках. Я встречал их потомков в православной церкви в Тяньцзине. Внешне это были настоящие китайцы, а говорили чисто по-русски. Вообще, в отличие от католической и протестантских церквей, православная духовная миссия в Пекине к прозелитизму особенного энтузиазма никогда не выказывала, а глава миссии архиепископ Иннокентий в основном занимался составлением большого китайско-русского словаря. А потом были и политические причины, почему китайцы не спешили переходить в православие: оно воспринималось как религия проигравшей войну партии, религия белой эмиграции, поэтому ничего хорошего или выгодного быть в ней не могло. Зато популярностью пользовались американские секты баптистов и методистов. Вот это было выгодно. Китайцы, работавшие с французами, легче переходили в католицизм. Тоже было политически выгодно. В общем, к искренности китайских христиан сами иностранцы в Китае относились скептически. Но, повторяю, это суждение не может быть огульно отнесено ко всем верующим китайцам.
Когда китаец заболевал, то родственники обращались по очереди к представителям всех религий в надежде, что какая-нибудь поможет. Это тоже подтверждает отсутствие веры в какую-нибудь одну религию. Делались жертвоприношения, сжигались сделанные из серебряной бумаги «слитки» серебра (не жертвовать же настоящими), в курильницах жгли ароматичные желтые палочки из верблюжьего кала. Действительно, весьма ароматные.
Китайцы очень серьезно относятся к смерти, и китайские похороны удивительны. Сыновья в доказательство своей сыновней преданности умершему отцу буквально разорялись на устройстве похорон. Все это в конце концов было запрещено гоминьдановским правительством, но я еще застал торжественные похороны. Считалось хорошим тоном подарить заблаговременно гроб своей бабушке. (Интересно, дарили ли они гробы своим тещам?). Хорошие китайские гробы стоили дорого, и бабушка хранила такой гроб в отдельной комнате и хвасталась им перед своими приятельницами. Доски для гробов были толщиной сантиметров пятнадцать-двадцать. Хорошие гробы покрывались черным лаком и расписывались золотой краской, на них изображались драконы и разные цветы. У богатых людей похоронная процессия растягивалась на несколько кварталов. Будучи еще мальчишкой, я видел в Тяньцзине похороны какого-то родственника императорской фамилии. Похоронная процессия шла через весь город (а Тяньцзинь был тогда городом с тремя миллионами жителей) в течение всей первой половины дня. Участники процессии несли его доспехи, бумажные куклы, изображавшие его солдат, бумажных лошадей. Все это потом сожгли на его могиле (в старину сжигали настоящих людей, как и у древних славян, и обязательно - жен умершего). Гроб, покрытый шелковым балдахином, расшитым рисунками, несли более двадцати человек. Китайцы ставят свои гробы на огромные палки, это скорее стволы деревьев, и чтобы поднять такой катафалк, надо действительно много людей. Играли оркестры. Шли плакальщицы во всем белом (у китайцев белый цвет - цвет траура), потом в определенном порядке шли монахи - буддисты, таоисты, конфуцианцы. Около дворца, принадлежавшего покойному, слуги приглашали всех прохожих заходить внутрь. Я был с моей двоюродной сестрой, и мы вошли. В колоссальном по размерам и роскошном по убранству зале были выставлены богатства умершего: зеркала в оправе, украшенной жемчугом, старинное оружие и еще много всего, чего я не запомнил. Но что нам понравилось, так это то, что каждому вошедшему гостю сразу давали пол-арбуза. Для посетителей семья закупила несколько тысяч арбузов.
В Шанхае я видел похороны меньшего масштаба, но с несколькими оркестрами. Одни похороны мне особенно врезались в память. Перед гробом шел оркестр - все музыканты были одеты в форму каких-то южноамериканских адмиралов, они играли вальс из «Веселой вдовы».
До прихода Мао Цзэдуна в Китае практиковалось многоженство. Мао его запретил - не из-за моральных соображений, которых у него вообще не было, а просто так, за компанию, потому что в социалистических странах многоженство не приветствовалось. Были учреждены курсы для подготовки судей по бракоразводным делам. Один мой знакомый китаец, только что вернувшийся из Лондона и женившийся, пошел на эти курсы и, окончив их, применил свои знания на практике - развелся со своей молодой женой, с которой не прожил и года. Я тогда не интересовался, что стало с женами из других китайских семей.‘До прихода Мао число жен не регламентировалось. Богатые китайские купцы, которым часто приходилось ездить по делам в несколько городов Китая, имели по жене в каждом городе. Просто и удобно. Жениться в Китае было очень легко. Пока я учился в университете (1934-1940 гг.), два моих однокурсника-китайца заключили брак. Чтобы сделать его законным, требовалось дать в газету объявление: я, такой-то, женился на такой-то. Этого было достаточно с юридической точки зрения.