Записки Шанхайского Врача - Страница 30

Когда мы были студентами медицинского факультета, наши профессора показывали нам в университетской клинике старых китайцев опиоманов, которые лежали по поводу различных заболеваний. У всех у них были сужены зрачки, все они страдали запорами, были вялы и истощены. Но я в своей врачебной практике не встречался с опиекурилыциками. Одна моя пациентка-китаянка рассказывала, что делала маленькие шарики из опия для дедушкиной трубки, когда была маленькой девочкой. Это было еще в двадцатых годах.

Странная история, связанная с опием, случилась в первый день моей работы в фирме «М». Ко мне в кабинет постучалась наша секретарша миссис Бёрджес и сказала, что шеф, доктор Гонтлетт, просит меня подписать рецепт на четверть фунта опия, без указания фамилии пациента. Всего нужен фунт, но он решил, что будет лучше, если каждый из четырех врачей фирмы подпишет рецепт на четверть фунта. Кому понадобилось такое чудовищное количество опия, я не мог себе представить. Даже четверть фунта - это сто с лишним граммов чистого опия, и ни один фармацевт не имел права отпустить его столько в одни руки. Тут что-то было нечисто. Но это был единственный случай, когда я столкнулся с такой проблемой.

Один раз я видел морфиниста, болгарского адвоката. Он вызвал меня на дом по поводу сильного гриппа и в ходе беседы сказал, что ежедневно колет себе морфий. На бедрах у него были следы множественных уколов. За все годы своей медицинской практики таких следов уколов я ни у кого больше в Шанхае не видел. Возможно, что те, кто кололся, к нам не приходили, а лечились у врачей, занимавшихся подпольной практикой. Это можно допустить. Но за четырнадцать лет я осмотрел как врач несколько тысяч людей - англичан, русских, португальцев, индусов и лиц других национальностей, - но никогда не видел следов каких-либо уколов на теле и поэтому думаю, что наркомания в Шанхае в те годы не имела такого широкого распространения, как в семидесятые годы, если судить по зарубежной прессе. О марихуане тогда вообще ничего не было слышно. Конечно, курение опия и сигарет с марихуаной никаких следов на теле не оставляет, но если бы оно было в какой-то мере распространено, об этом в первую очередь знали бы врачи. А мы ничего не слышали.

Наконец, несколько слов о третьей проблеме - алкоголизме. В английской колонии пили, наверное, все - и мужчины, и женщины, - и пили каждый день перед обедом и ужином (англичане, как правило, во время еды не пьют, как русские или французы). Любителей вина здесь можно было разделить на две группы: англичане, жившие в Шанхае до Второй мировой воины, или старшее поколение, и молодежь - большое количество демобилизованных офицеров, прибывших в Шанхай после окончания войны на службу в разные британские торговые фирмы.

У старшего поколения нервная система была, возможно, более уравновешенной. Бывшие военные, которые служили в армии в Первую мировую войну, уже успели за тридцать прошедших лет успокоиться, и случаи алкоголизма среди них, вернее, случаи их асоциального поведения в обществе были очень редки. Я не слышал о пьяных драках. Правда, один раз меня вызвали в кабак на улицу Чу Пао-сан, где были публичные дома. Там сидел пьяный американец, наш пациент, с разбитой в драке нижней губой. Я тут же наложил швы и уехал. В другой раз управляющий одной американской компанией свалился с лестницы, в пьяном виде выходя из какого-то заведения. У него на голове была неглубокая рана, и я ограничился наложением швов. Так как он все еще был изрядно пьян, то никакой анестезии не потребовалось.

Мой шеф Бертон рассказывал, что как-то во время своей поездки в Пекин увидел в поезде ползущую на четвереньках по коридору свою пациентку. Он назвал мне ее имя. К сожалению, это была сестра моего соученика по школе, русская, замужем за англичанином. За четырнадцать лет я видел один случай белой горячки - у одного

своего пациента, тоже русского, в 1953 году. Находясь в сильном возбуждении, он говорил, что на Шанхай наступает французская армия и надо бежать. Я вполне допускаю, что такие случаи бывали в практике не только у меня, но алкоголиков отправляли в какой-нибудь частный госпиталь, и мои коллеги мне ничего о них не говорили из соображений национального престижа. Возможно. Однако во всех больницах работали русские медсестры, и, наверное, я бы все равно об этом знал. Так что фактов пьянства среди старшего поколения Шанхая у меня мало.

Среди молодого поколения, наоборот, случаи чрезмерных возлияний были часты. По вечерам, собираясь теплыми компаниями, молодые люди и девицы пили, плясали, играли в стрип-покер с раздеванием и пели непристойные песни, которых у англичан великое множество и которые ничуть не хуже творений Баркова. Старшее поколение смотрело на молодежь неодобрительно, но сделать ничего не могло. Летчики, которые во время войны перед полетом принимали таблетки фенамина (это не наркотик, но к нему привыкают, и его теперь условно считают наркотиком, он возбуждает нервную систему и не дает летчику заснуть), а после возвращения пили крепкие спиртные напитки, чтобы успокоиться, быстро привыкали к алкоголю. Их можно было понять: вылет для летчика - это возможная встреча со смертью. Со мной по соседству в Шанхае жил летчик Фил Гриффит, так вот из шестидесяти человек, учившихся вместе с ним в одном классе летной школы, он был единственным, кто остался в живых.

Вероятно, мое восприятие распространения в Шанхае пьянства и алкоголизма было в те годы небезупречным, поскольку сам я не пил, пьяного, если он стоял на ногах, от трезвого отличить не мог, да и поставить диагноз алкогольного опьянения просто не умел. Как-то меня вызвали в муниципальную тюрьму осмотреть больного тюремщика. Я часто бывал в квартирах английских и русских тюремщиков, которые жили вокруг тюрьмы, но в тюрьме - всего один раз. Тюрьма на Уорд роуд - это комплекс многоэтажных зданий из серого кирпича, обнесенных высокой многометровой стеной. У ворот меня ждал дежурный охраны, и мы пошли по глубоким дворам-колодцам, отделенным друг от друга стенами и сообщавшимися дверьми-решетками, каждую из которых он отпирал ключом.