Записки Шанхайского Врача - Страница 85

Перед приходом в Шанхай Мао Цзэдуна в Китае царила беспрецедентная инфляция. «Китайская национальная валюта» (как тогда назывались китайские деньги), или КНВ, катастрофически падала. В декабре 1947 года за один американский доллар давали сто двадцать тысяч КНВ - это когда я уезжал в Шотландию, а в мае 1948 года, когда я вернулся, - уже миллион двести тысяч, то есть в десять раз больше, а в июне того же года один дол- . лар стоил уже четыре миллиона семьсот тысяч КНВ. В первых числах июля курс КНВ «стабилизировался», но не из-за остановки инфляции, а просто потому, что в китайских банках не хватило бумажек, чтобы рассчитываться на бирже. Случай сам по себе анекдотический.

Все это отразилось и на благополучии работников нашей фирмы «М», хотя она и хорошо зарабатывала весь послевоенный период. Мы собирались в доме шефа Бертона каждые две недели и обсуждали один и тот же вопрос: как платить служащим. Я продолжал оставаться секретарем фирмы и вел протоколы заседаний. Мой протокол одного из таких заседаний выглядел так: «Дата. Присутствовали такие-то. Отсутствовали такие-то. Повестка дня: ни о чем не говорили».

После прихода Мао были введены новые деньги, но и они начали падать в цене. У меня нет конкретных записей об этой финансовой вакханалии. Но доктор Данлап подробно отмечал каждый день падающий курс китайской валюты и описал это в своей книге «За бамбуковым занавесом». В этой книге, чтобы не навредить мне, он назвал меня законспирировано: «мой русский друг доктор С.». По его мнению, это должно было ввести в заблуждение китайскую разведку: вроде бы в Шанхае был еще один «доктор С» - доктор Сунгуров, который, правда, не говорил по-английски и не был другом Данлапа.

Положение становилось все хуже. Доктор МакГолрик написал из Англии, что в Шанхай не вернется. Рансон уехал. В апреле 1950 года уехал Торнгэйт, а 15 мая - Уэд-дерберн.

Последнее заседание фирмы «М» прошло 15 мая 1950 года. Присутствовали Бертон, Ие и я. Через год, 1 апреля 1951 года, из состава фирмы «М» вышел Ие, так как китайцу уже нельзя было работать в британской поликлинике, а 25 апреля сотрудники китайского налогового бюро пришли к нам, произвели обыск в помещении фирмы и забрали бухгалтерские книги с записями сумм денег, полученных нами в гонконгских долларах в Гонконге. Это являлось экономическим преступлением.

На другое утро, 26 апреля 1951 года, очень рано ко мне примчался бой Бертона и сказал, что не может разбудить хозяина. Я побежал к нему, предварительно позвонив Данлапу: мы все жили почти рядом. Бертон был без сознания, зрачки сузились, кисти рук «горели», изо рта шла белая пена. Давление (я смерил пальцами) было двести двадцать. За несколько дней до этого я мерил ему давление: сто шестьдесят на девяносто пять. Прибежали Данцигер и Розенкевич, и все решили, что нужно пустить кровь. Я вскрыл бритвенным лезвием вену и выпустил около четырехсот миллилитров крови... Бертон перестал дышать в два часа сорок минут пополудни.

На нашем консилиуме обсуждался вопрос о возможном самоубийстве, но это предположение было отвергнуто. Конечно, визит чиновников из налогового бюро сыграл свою роковую роль. Дело в том, что у Бертона были деньги в Гонконге, заработанные в Шанхае, и он знал, что это противозаконно. Этого, думаю, было достаточно, чтобы случилось кровоизлияние. Страх, который испытывал Бертон, в равной степени мог обусловить как кровоизлияние, так и самоубийство. Китайские судейские чиновники решили, что это было самоубийство. Один из них сказал мне: «Зачем он это сделал? Ведь кончилось бы все только штрафом». Но это лишь мнение судейского чиновника.

В этот сумбурный период я и начал писать свою книгу «Простой эфирный наркоз». Я долго колебался, о чем писать: о сифилисе или о наркозе. У меня была уже издана первая часть книжки «Лечение сифилиса» на французском языке, но книги по лечению венерических заболеваний на русском языке были, а по анестезиологии мне что-то не попадались. А так как я надеялся, что когда-нибудь получу визу в СССР, то решил написать книгу по наркозу. Когда она была закончена, я попросил секретаршу найти китайскую типографию с русскими шрифтами. Она нашла. Пришел молодой китаец и принес образцы шрифтов и бумаги. Встал финансовый вопрос, который я разрешил очень просто. У меня в гараже лежал второй гарнитур для столовой: обеденный стол, стулья, серванты. Секретарша отправила гарнитур на аукцион и его продали. Очень дорого стоила бумага для обложки книги. Из этого положения тоже нашелся выход: истории болезни мы держали в простых папках из плотной желтой бумаги; я отобрал шестьсот папок, и они пошли в дело. В Китае не было никакого Главлита и никаких редакторов. Через неделю я уже получал гранки для корректуры. Необходимые иллюстрации для книги сделал мой шофер Лю Сын-фу, который был очень доволен тем, что под каждым рисунком стояла его фамилия. Секретарша нарисовала обложку. Через два месяца я получил все пятьсот экземпляров книги. Штук двадцать я отнес в книжный киоск граждан СССР. Выглядели они очень внушительно.

Успеха книга не имела, был продан один экземпляр: его купил мой студент В.А. Чибуновский, теперь известный анестезиолог в Алма-Ате. Надо сказать, что и моя первая книга «О контроле деторождения», изданная в 1937 году, когда я был еще студентом третьего курса, тоже не принесла никакого дохода: на ней прогорел мой школьный друг Б.И. Степанов, оплативший ее издание из собственного кармана. Однако, если с чисто коммерческой точки зрения издание книги «Простой эфирный наркоз» закончилось полным провалом, то с точки зрения расширения моих связей с СССР она оказала мне совершенно неожиданную услугу. Советское генеральное консульство послало книгу в Москву на рецензию, и я получил два весьма положительных отзыва - от президента Академии медицинских наук академика А.Н. Бакулева и от академика П.А. Куприянова. Кроме того, я сам послал ее профессору Е.Н. Мешалкину, книга которого «Техника интубационного наркоза» вышла из печати в том же году. Позже мы объединили наши труды и в 1959 году опубликовали книгу «Современный ингаляционный наркоз». В 1962 году она была переведена на немецкий язык и издана в ГДР.