Записки Шанхайского Врача - Страница 23


К оглавлению

23

Ланкаширских ткачей в Шанхае поставили в такие условия, в которых у них никогда не могло бы быть тесного контакта с китайскими рабочими. Сделать это было легко. Ланкаширцы по-китайски не говорили. Привить им презрение к китайским рабочим оказалось нетрудным делом. Гораздо труднее привить любовь к другому человеку -Христос пытался, но ничего не вышло. Сговора против владельцев фабрик между ланкаширскими ткачами и китайскими рабочими быть не могло. Хозяева фабрик учитывали простое для колониальных условий правило: много воруют там, где мало платят. А они платили хорошо.

Колоссальная разница между зарплатой китайского рабочего и ланкаширского ткача шла в мошну английских капиталистов, которые продавали китайскую шерсть дешевле ланкаширской. То, что это было прямым предательством национальных интересов, их не тревожило: деньги выше национальных интересов. Здесь они следовали принципу римского императора Веспасиана, обложившего налогом общественные туалеты в Римской империи. Когда сын императора высказал ему возмущение по поводу такого способа зарабатывать деньги, августейший папа ответил исторической теперь фразой: «Деньги не пахнут».

Прибыли от подобных проектов были великолепными: на деньги, которые зарабатывались в колониальных условиях, можно было позволить себе оплачивать врачебную помощь для всех своих иностранных служащих - не только англичан, но и русских, португальцев и пр. Кроме того, компания содержала китайских врачей для своих китайских рабочих. Это был не альтруизм, а холодный расчет: больные рабочие невыгодны для компании. Безнадежно больных увольняли, легко заболевших лечили.

Мы китайцев не лечили, их лечили китайские врачи, услуги которых стоили намного меньше наших. Мешал и языковой барьер. К тому же иностранные врачи не хотели заниматься низко оплачиваемой работой, когда у них не хватало времени даже для хорошо оплачиваемой работы. Расовые различия, языковый барьер и экономические факторы использовались для разделения людей.

Чтобы совсем не дискредитировать клятву Гиппократа, который требовал, чтобы врач не брал денег с человека, у которого их нет, в больницах существовали бесплатные отделения - коек на шестьдесят в общей сложности. Эти бесплатные отделения были зарезервированы за фирмой «М», и туда мы посылали всех, кто к нам обращался за помощью, но не мог платить.

Большие доходы фирма получала от английских пароходных компаний и многочисленных торговых предприятий. Англичане считали своим долгом лечиться у докторов фирмы «М». В конце каждого года секретариат муниципалитета рассылал своим служащим циркуляр с просьбой указать, какого врача они хотят иметь в следующем году. Большинство записывалось в фирму «М». Полиция не имела права выбора, их автоматически приписывали к нам, но члены их семей могли выбирать: например, русским женам и детям, не говорившим по-английски, лучше было лечиться у русского врача. С появлением русского врача в фирме «М» почти все семьи русских полицейских перешли к нам. Я невольно причинил зло своим коллегам-соотечественникам, поскольку спровоцировал уход клиентов от самостоятельно практикующих врачей.

Отношения между врачом и пациентом строились весьма своеобразно. Поскольку вся британская медицина построена на базе института «семейных врачей», эта традиция поддерживалась. В фирме были разные специалисты, но каждый из нас был прежде всего семейным врачом. Пациент знал только одного доктора - своего.

Нам всем вменялось в обязанность принимать роды у своих пациенток (вызывая старшего в трудных случаях), лечить венерические болезни, накладывать гипс при неосложненных переломах, примерять противозачаточные диафрагмы женщинам, лечить все тропические и инфекционные заболевания, накладывать пневмоторакс туберкулезным больным и т.д. Если врач нуждался в консилиуме, то для этого достаточно было пройти по коридору в кабинет коллеги и пригласить его. Консилиум никогда не откладывался на следующий день. Все делалось тут же. У нас было два отделения: одно находилось на набережной, то есть в деловой части города, другое - в глубине города, где располагались частные дома. Прием больных шел одновременно в двух местах. В худшем случае врач с набережной звонил в другое отделение, и больной ехал туда на консилиум. В фирме имелся рентгеновский аппарат, и каждый из нас обязан был уметь им пользоваться. Если просвечивая больного мы видели ненормальные тени, то посылали его к специалисту-рентгенологу, то есть все, что от нас требовалось - знать, как выглядит нормальная грудная клетка. Так как в Шанхае врачи никому не подчинялись и никем не контролировались, то не требовалось писать и длинные истории болезни. На карточке больного фиксировался предположительный или окончательный диагноз и полностью записывался выданный рецепт. Консультант буквально в десяти словах формулировал свое мнение или помечал: «с диагнозом и лечением согласен». Не было никаких пятиминуток.

Раз в месяц проходило заседание Шанхайского медицинского общества, в которое принимались и китайские врачи с иностранным образованием. Заседание всегда начиналось с коктейля (процедура длилась около часа), затем был ужин, а после ужина (тут же, за кофе) вставал докладчик и делал доклад. Последнее заседание в году проводилось в июне и по традиции было немедицинским. Приглашался какой-нибудь посол либо проезжавший через Шанхай ученый или известный педагог. На этот ужин приглашали дам. Конечно, среди членов общества было несколько жен-щин-врачей, но к ним никто не относился серьезно.

23