Записки Шанхайского Врача - Страница 66

Когда я читал Моэма впервые - именно этот роман (его рассказы я знал раньше) - мне было тяжело читать о страсти Филиппа, хромого и бедного студента-медика, к отвратительной проститутке Милдред. Я говорю «отвратительная» не как моралист. Я убежден, что есть проститутки и привлекательные, но так оценивает ее сам Моэм. Он мучает своего читателя на протяжении всего романа, и только в конце, где описаны сомнения Филиппа в том, что ему делать, ехать искать счастье в Испанию в «кружевных замках Толедо» или остаться с совершенно необыкновенной Салли, простой, но такой чистой, честной, умной и красивой девушкой, Моэма как будто прорывает, и он вдруг пишет десятки страниц, полных самой высокой лирической поэзии. Трудность чтения книги Моэма в начале имеет простое объяснение. Если читатель принадлежит к психологическому типу автора, то будет читать роман с наслаждением с самого начала, а я принадлежу к другому психологическому типу, и мне это было тяжело, зато конец романа я прочел с наслаждением.

Чтение романа по пути в Англию склонило меня к решению обязательно посетить в Лондоне Национальную галерею, которой столько внимания уделяет Моэм в своей книге. Так я и сделал. Мне мало что удалось увидеть в Лондоне - надо было торопиться к началу занятий в Эдинбург, - но зато несколько раз я видел картины, которые с такой любовью описывает Моэм: и непонятные удлиненные фигуры Эль Греко с особенным атласным отсветом одеяний на коленях (много лет спустя я любовался этим на картине Эль Греко «Св. апостолы Петр и Павел» в Эрмитаже) и другие картины, любимые Моэмом, который, очевидно, тонко чувствовал живопись. Под влиянием его произведений раз десять я был в Национальной галерее в Лондоне, чуть ли не через день заходил в Национальную галерею Шотландии в Эдинбурге, а потом были Эрмитаж и Пушкинский музей с уже полюбившимися мне импрессионистами.

Такими были последствия первой стадии увлечения Моэмом. Потом я начал читать у него все подряд. Я перечитывал и продолжаю перечитывать романы «Раскрашенный занавес», «Луна и грош», «Театр», «На лезвии бритвы», «Тогда и теперь», «Подводя итоги» и все его короткие рассказы. Я много беседовал с моими английскими знакомыми - и почитателями, и ненавистниками Моэма. Некоторые дамы мне говорили: «Это мужской писатель», «Он всегда плохо отзывается о женщинах», «Он такой же, как Голсуорси и Бернард Шоу», «Он возмутителен», «Он просто свинья». Думаю, такие отзывы вызваны тем, что Моэм часто описывает женщин с отрицательной стороны. В «Письме» женщина убивает изменившего ей любовника, выпустив в него обойму из револьвера, она продолжает в него стрелять даже тогда, когда он мертв; в рассказе «Перед файф-о'клоком» жена малайским ножом перерезает горло своему пьяному мужу, когда тот спит; в «Нил МакАдам» распутная русская Дарья пытается соблазнить юного красивого и почему-то девственного шотландца; в «Человеческом факторе» описана английская аристократка, сведшая в могилу своего мужа и сбежавшая от общества в компании со своим шофером. Ну, ее еще можно понять. Смотря какой шофер. В «Падении Эдварда Барнарда» именно Барнард остается положительным героем, а его возлюбленная Изабелла Лонгстаф показана надутой, самовлюбленной эгоисткой. В «Источнике вдохновения» модная писательница с эзотерическими претензиями выведена последней дурой, над которой смеются близкие друзья и которую бросает муж, вполне порядочный человек; он женится на их кухарке, то есть на женщине со здравым смыслом. В «Завтраке» показана обжора (женщина, конечно), от которой пострадал сам Моэм, оставшийся после встречи с ней и без денег, и без ужина. В «Пустячном случае» хороший человек платит своей жизнью за любовь к никчемной, пустой и противной леди Кастеллан. В общем, женщинам от Моэма достается основательно. Но, неужели в его произведениях нет ни одной порядочной женщины? Есть. Например, в рассказе «Дверь возможности», но тут у женщины второстепенная роль - оттенить подлость мужчины (ее мужа). Есть у Моэма и рассказы, в которых о женщинах не сказано ни одного плохого слова, например: «На окраине империи», «Тайпан», «Французский Джо», «Поэт», «Мэхью», - но в них нет и женщин.

Почему Моэм писал о женщинах только так? В чем причина его мизогинии? Было бы весьма любопытно попытаться разобраться во всем этом, пользуясь его собственным советом, который он дает в самом начале рассказа «Пустячный случай»: «Как все было - описано точно, почему - об этом пришлось догадываться и, возможно, мои предположения покажутся читателю неверными. Тут никто не может сказать что-либо наверняка. Но для того, кто интересуется душой человека, нет более увлекательного занятия, чем поиски побуждений, вылившихся в определенные действия». (Перевод М. Литвиновой).

Для того чтобы высказать какую-то гипотезу о самом Моэме, кроме «Бремени страстей человеческих», надо прочесть еще и рассказ «Его превосходительство». Рассказ этот относится к тому периоду творчества Моэма, когда он, проработав во время Первой мировой войны в британской разведке, написал о ней семь прекрасных вещиц. «Его превосходительство» - одна из них. Так же, как «Бремя страстей человеческих», это произведение автобиографическое. Автор выступает здесь в образе британского агента Ашендена; его превосходительство, как и бедный студент-медик Филипп, - это сам Моэм.

Вчитайтесь внимательно в текст. Это рассказ о блестящем, подающем надежды молодом английском дипломате, влюбившемся во французскую акробатку Алике из бродячего цирка, проститутку не по профессии, а, очевидно, по небрежности (между прочим, Моэм обвиняет в этом некоторых чеховских героинь, которые отдаются не потому, что им это нужно, а просто потому, что иначе было бы хлопотней). Цирковой актрисе нравится английский юноша, хотя она и не подозревает, насколько он выше ее по положению, а выше Моэм ставит молодого человека для того, чтобы более эффектно показать всю глубину его падения. Моэм любит контрасты. Резкий контраст света и тени делает блистательным этот его рассказ. Отточенная техника письма писателя, а не моральные соображения -вот что заставляет восхищаться читателя.